Александр Дмитриевич Литовченко.
"Царь Алексей Михайлович и Никон, епископ Новгородский, у гроба чудотворца Филиппа, митрополита Московского".
1886.
История Русской православной церкви имеет немало печальных и трагических страниц. Во многом это было обусловлено отношениями священства и государства, которое всегда стремилось навязать ему свою волю. Зависимость служителей церкви от светских властей с неизбежностью порождала сервильность духовенства, его готовность оправдать и даже освятить все начинания власти, в том числе преступные. Позицию подавляющей части духовенства ярче других выразил митрополит (а позже патриарх) Иоаким, сказавший по поводу споров о вере во время раскола: «Не знаю старые веры, ни новые, но что велят начальницы (светские властители. – Е. А.), то и готов творити и слушать их во всем». Но так бывало не всегда. Дело в том, что, согласно традиции, в государстве существовала «симфония священства и царства» - некоего согласия светской и церковной власти. Иерарх был обязан подчиняться государю, но и тот был обязан слушать советы митрополита, имевшего право «печалования» за опальных, обличения светской власти за беззакония. Этот традиционный порядок был нарушен Иваном Грозным, который исходил из сформулированного им же принципа: «Жаловать есмя своих холопов вольны, а и казнити вольны же». В 1565 году он учредил опричнину – террористический режим, при котором его особое опричное войско расправлялось со всеми, кого Иван считал своими врагами и подозревал в заговоре и измене. Грозный тогда же отменил обычай «советования» с высшим духовенством, в среде которого он также видел сплошь «изменников». Начались аресты, пытки, казни сотен людей. Взамен ушедшего на покой митрополита Афанасия в мае 1566 года Иван повелел избрать новым митрополитом игумена Соловецкого монастыря Филиппа (Колычева), рассчитывая на его покорность. Но царь просчитался: как только Филипп приехал в Москву, он резко осудил опричнину, потребовал прекращения репрессий, восстановления прежней традиции «советования» - «как прежние митрополиты советовали». Иначе он не пойдет на митрополичью кафедру. Уже первые действия Филиппа, поставившего условия тирану, показали, что он человек мужественный и непреклонный. Иван мог бы легко избавиться от строптивого игумена, но того единодушно поддержал освященный собор – высший церковный орган. Царю пришлось смириться с условиями Филиппа, но и митрополит в свою очередь пообещал «в царский домовый обиход не вступаться», не вмешиваться в дела опричнины, которую Иван причислял к своему «домовому обиходу».
Вскоре события показали, что никакой «симфонии» между властями не получилось. Иван развернул невиданный террор против своих подданных, естественно, не считаясь с мнением Филиппа, но и тот не стал молчать. Весной 1568 года на богослужении в Успенском соборе он трижды отказался благословить царя. Обращаясь к нему, митрополит сказал: «До каких пор будешь ты проливать без вины кровь твоих верных людей и христиан. Татары и язычники и весь свет может сказать, что у всех народов есть законы и право, только в России их нет <…>. Подумай о том, что Бог поднял тебя в мире, но все же ты смертный человек, и он взыщет с тебя за невинную кровь, пролитую твоими руками». Царь резко оборвал митрополита: «Что тебе, чернецу, за дело до наших царских советов. Того не знаешь, что меня мои же поглотить хотят». Митрополит тогда сказал царю, что теперь он молчать не будет, ибо молчание это «всенародную наносит смерть». В ярости Иван ударил посохом оземь: «Я был слишком мягок к тебе, митрополит, твоим сообщникам и моей стране, но теперь вы у меня взвоете!» Участь Филиппа была решена. Но вначале Иван сорвал злость на близких митрополиту людях. Их схватили, водили по Москве, избивая палками, а потом с живых содрали кожу. И все же Филипп не замолчал и еще дважды обличал царя-убийцу. В 1567 году на соборе Иван добился «извержения» Филиппа из чина митрополита якобы из-за неправедной, «скаредной» жизни – для этого посылали на Соловки особую комиссию, которая собирала на бывшего игумена компромат. И все участники собора, высшее духовенство, безропотно одобрили несправедливый приговор. 8 ноября в Успенском соборе, как писал современник, «опричники бросились на святого, как дикие звери, совлекли с него святительское облачение, одели его в простую, разодранную монашескую одежду, с позором выгнали из церкви и, посадив на дровни, повезли <…>, осыпая бранью и побоями».
По городу поползли слухи о святости митрополита, с которого якобы спали наложенные по указу царя тяжелые оковы, а когда якобы узнавший об этом Иван велел впустить в темницу к Филиппу дикого голодного медведя, хищник не тронул старца. Филиппа сослали в тверской Отрочь монастырь. В декабре 1569 года Иван Грозный двинулся «искоренять крамолу» через Тверь в Новгород. 23 декабря подручный царя Малюта Скуратов вошел в келью Филиппа и просил его благословить «на праведный суд» в Новгороде. Но Филипп начал, как и прежде, обличать нечестивого царя. Тогда Малюта схватил подушку и задушил Филиппа. В 1591 году соловецкие старцы перенесли прах Филиппа на Соловки…
Прошли десятилетия. У власти в России уже был царь Алексей Михайлович, известный своим благочестием и совестливостью. Он сблизился с будущим патриархом Никоном, и тот в 1652 году предложил перенести в Москву мощи трех святителей-мучеников: митрополита Филиппа, патриархов Иова и Гермогена. Никон, тогда еще архиепископ Новгородский, отправился на Соловки и перед гробом Филиппа прочитал, а потом вложил в руки святого, мощи которого сохранились, покаянную грамоту царя, обращенную к Филиппу: «Молю тебя и желаю тебе прийти сюда, чтобы разрешить согрешение прадеда нашего, царя и великого князя Иоанна, нанесенное тебе неразсудно завистию и неудержанною яростию, ибо твое на него негодование как бы и нас сообщниками творит его злобы: хотя я и неповинен досаждению твоему, но гроб прадедний присно убеждает меня и в жалость приводит <…>. И сего ради преклоняю царский свой сан за онаго, пред тобою согрешившаго, да оставишь его прегрешение своим к нам пришествием, да подашь ему прощение…»
Вообще это уникальный документ в русской истории – невероятно, чтобы наши властители, которым никогда не стыдно и никого не жалко, извинялись за своих предшественников-убийц…
В июле мощи Филиппа торжественно встречали в Москве и поместили не в Архангельском соборе, где под каменным полом смердит тело Ивана IV, а в Успенском, стены которого слышали самую мужественную в русской истории речь. Десять дней гроб стоял посредине собора, и все эти дни с утра до вечера по Москве звонили колокола, а тысячи людей шли поклониться праху мученика. Позже его поместили в раку у южной стены собора. Тот момент, когда царь преклонил колени перед мощами, и отражен в картине передвижника Александра Дмитриевича Литовченко (1835-1890). При этом (не имея верных свидетельств) рядом с царем он изобразил не патриарха Иосифа (он виден на втором плане), а Никона, который последовательно проводил идею восстановления утраченной прежде «симфонии властей», стремясь, как стало ясно позже, добиться не просто равенства церковной власти со светской, а подчинения последней ему, патриарху.
Покаяние Алексея перед мощами Филиппа воспринималось как символическое покаяние светской власти перед церковной. Вполне возможно, что и сама идея переноса праха Филиппа, а также двух патриархов, пострадавших за свою принципиальность от светской власти в годы Смуты, была своеобразной увертюрой той «симфонии», которую задумал воплотить в жизнь честолюбивый и пользовавшийся полным доверием царя Никон.
Евгений Анисимов. «Письмо турецкому султану. Образы России глазами историка». Санкт-Петербург, «Арка». 2013 год.
* * *
СМОТРИТЕ ТАКЖЕ:
